День из жизни Власенко

Политически-психологический триллер с элементами экзоэротики.

Проснувшись, Власенко потянулся на кровати в сладкой истоме: ему снова снился эротический сон. В этом сне, повторявшемся теперь почти каждую ночь, Власенко бежал по сочному, ярко-зеленому весеннему лугу, на который с неба лился ласковый и теплый солнечный свет. Он бежал с распростертыми объятьями, и от каждого шага с цветочков у его ног вздымались к небу, подхваченные ветром, тысячи розовых лепестков.

Ему на встречу, широко раскинув руки, бежал Пашинский. Власенко видел, словно в цифровом приближении, как с каждым толчком ноги Пашинского его рот слегка приоткрывался, и землю орошали кристально чистые слюни – как у преданного старого сенбернара, который бежит навстречу своему хозяину. Над выпученными глазами Пашинского занятно подпрыгивали его большие очки, вызывая приятное, давно забытое сдавленное чувство где-то в грудной клетке Власенко. Добежав друг до друга, они сплелись руками и закружились в замысловатом приятном танце, а лепестки, поднявшись в воздух, образовали вокруг влюбленных красочную взвесь, которая, словно покрывало, прятала их от всего мира. Когда они с Пашинским наконец-то слились в сладких и по-мужски крепких объятьях, сон оборвался.

Потянувшись на кровати и поправив утреннюю эрекцию, Власенко надел халат и босиком пошлепал в душ. Проходя через гостиную, из окна которой открывался роскошный вид на величественный монумент Родины-матери, Власенко бросил на памятник беглый взгляд. «Родина в опасности», — вспомнил он, присаживаясь в санузле. Закончив утренний туалет, Власенко вышел из ванной, обув свои старые, протертые, давно просившиеся на помойку домашние тапочки, которые порвались в районе большого пальца правой ноги, — так, что при ходьбе через дырочку неприглядно оттопыривался желтоватый ноготь.

Пришло время вырваться из сладкой истомы сна и заняться обыденными делами. Власенко проковылял, слегка пошаркивая, на кухню. Он открыл холодильник, уставился на пустые полки и стал прикидывать, что из оставшихся продуктов можно выкроить сегодня на завтрак. Разложив на столе четвертушку чёрного украинского хлеба, лоток яиц и 120-граммовую упаковку крабовых палочек, Власенко потянулся за ученической тетрадкой на 24 листа в клеточку, которая лежала на холодильнике сверху. В ней он каждый день отмечал, сколько денег пришлось потратить на еду, общественный транспорт и другие нужды, при этом аккуратно прикрепляя степлером к каждой странице чеки из супермаркета и талончики на автобус: до получки в партии оставалась еще неделя, а из 1147 гривен зарплаты практически ничего не осталось.

Он посмотрел на последнюю заполненную в тетрадке страницу, тяжело вздохнул и отмерил себе на завтрак одно яйцо и одну крабовую палочку. Подсолнечного масла на кухне не оказалось, и яйцо пришлось варить. Немного подумав, он шиканул и отрезал себе два куска хлеба – в надежде, что хлебные запасы можно будет незаметно для персонала пополнить в столовой на Туровской.

«Чёрт, снова придется ехать на метро зайцем», — сказал сам себе Власенко, когда выходил из квартиры и не обнаружил жетонов на метро, которые обычно лежали на блюдечке у входа, рядом с ключами. Жетоны закончились. Власенко знал, что легче всего пробраться в метро в час пик, когда через отдельный турникет для льготников идет толпа людей, предъявляя контролеру пенсионные удостоверения и другие документы для безоплатного проезда в метрополитене. Обычно, опуская глаза, Власенко показывал контролеру свое уже недействительное удостоверение народного депутата — в надежде, что давно испытанный трюк прокатит и сегодня.

Власенко вышел из квартиры, не надев наручных часов. На лестничной клетке его взгляд скользнул по щитку со счетчиками электричества. Счетчик его квартиры крутился отчаянно быстро. «Странно, — подумал Власенко. – Ведь я же везде повыключал свет… Это работает записывающая аппаратура и специальные каналы связи», — молнией метнулась в мозгу шокирующая догадка.

Он буквально впрыгнул в как раз подъехавший лифт и стал отчаянно жать на картинку контакта партийной пресс-службы, сохраненного в его устаревшей модели айфона, чтобы срочно надиктовать политическое заявление. Но в лифте не оказалось мобильной связи, и Власенко быстро вышел на улицу. Стояла промозглая, отвратительная сентябрьская погода, шел дождь. Власенко попытался раскрыть свой старый зонт, но проклятое китайское изделие все никак не хотело работать в его трясущихся руках. Пришлось четыре раза передернуть зонт, прежде чем он закрепился в более-менее надежном положении.

Растревоженный страшным открытием на лестничной клетке, Власенко заметил боковым зрением странное шевеление в кустах у подъезда, пока боролся с зонтом. Кажется, что-то большое и коричневое прошмыгнуло из кустов к мусорным бакам. Он внимательно пригляделся, но ничего не увидел. Продолжил движение – и снова заметил что-то неладное. «Неужели снова медведи?» — дрожа от страха и возбуждения, подумал Власенко. И действительно, как только он пошел дальше, из-за мусорных баков в направлении выезда из двора сиганул огромный мультипликационный медведь.

Завязалась стремительная погоня, через двадцать метров которой Власенко остановила одышка. Медведь оказался намного проворнее. Он сбежал, и единственное, что удалось обнаружить Власенко, это выпавшее из кармана медведя удостоверение сотрудника Службы безопасности Украины.

Едва справляясь с дрожью в руках, Власенко позвонил в пресс-службу. Но денег на мобильном счету не оказалось: ему пришлось «послать бомжа» — воспользоваться услугой «Позвони мне». Только после шестого запроса телефон наконец-то зазвонил, и в трубке раздался не очень воодушевленный голос пресс-секретаря.

«Очередная провокация преступного режима…», — начал быстро диктовать Власенко под монотонные «угу» на том конце провода.

Чтобы запутать следствие, Власенко вышел не на своей станции метро, а на Почтовой площади. Проходя мимо здания Главного следственного управления Генеральной прокуратуры, он трижды перекрестился, и остаток пути до улицы Туровской проделал, читая про себя молитвы и с сомнительной проворностью уворачиваясь от вездесущего наружного наблюдения. Он старался пробиваться к Туровской мелкими перебежками, насколько позволяла физическая подготовка; шел дворами и держался поближе к зеленым насаждениям, иногда маскировался под собачника; несколько раз присаживался передохнуть на лавочки, прикрывая лицо совсем промокшей бело-красной партийной газетой, цветная фотография лидера на первой странице которой из-за воды претерпела изменения не в лучшую сторону. Власенко видел в старых приключенческих фильмах, как тайные агенты и частные детективы прикрывались газетами.

На подступах к Туровской Власенко еще раз чертыхнулся: недалеко от входа в здание стоял грузовой автомобиль. Как опытный политик и здорово поднаторевший в шпионских технологиях профессиональный юрист, он прекрасно понимал: машина нашпигована оборудованием для снятия информации с кабелей связи. У Власенко также не было никаких сомнений, что кабина грузовика превращена в наблюдательный пункт, а значит, главный вход в здание для него фактически перекрыт. Он как можно ближе прижался к земле и по-пластунски пополз к черному входу. Зонт и газету при этом пришлось выбросить.

До черного входа в здание получилось пробраться почти без проблем, если не считать неожиданно глубокую лужу, которую пришлось переплыть. Немного промокший и чуть-чуть грязноватый, взволнованный новой эскалацией ситуации вокруг своей персоны, но полный решимости, Власенко добрался до работы.

В офисе он первым делом бросился на кухню, где обычно лежали несвежие и от того не пользующиеся спросом печеньки. Как назло, именно в это драматическое утро печенье закончилось, и проголодавшемуся Власенко пришлось довольствоваться кофе с четырьмя ложками сахара, чтобы пополнить энергетические запасы организма.

Приступив к работе, он первым делом опроверг свое утреннее заявление: на самом деле ситуация оказалась куда более сложной, чем он мог себе даже представить, когда выходил из дому. Власенко надиктовал пресс-службе новое, еще более решительное заявление. Время от времени в процессе диктования решительность его речи иссякала – тогда он представлял себе угрюмые окна Главного следственного управления, мимо которого имел неосторожность сегодня пройти, и разряжал в уши пресс-секретаря новую обойму пламенных слов. Окончательно припечатав правящий режим к стенке общественного мнения, он выпорхнул, облегченный, из кабинета пресс-службы.

Следующим пунктом на повестке дня было совещание с партийными лидерами. Правда, они в последнее время не проявляли особого желания с ним общаться. Не то чтобы Власенко начал подозревать неладное, но иногда все-таки создавалось впечатление какой-то неловкости, смешанной с невостребованностью, похожее на давно забытое чувство из детства, когда воспитательница в детском саду сказала, что это он принес в группу вшей, и другие дети стали относиться к нему не так, как раньше.

«Что ж, — подумал Власенко. – Пусть так. Пройдет время, и история покажет, у кого здесь вши, а кто – ближайший соратник!».

Тем не менее, лидеры не спешили встречаться с Власенко, не смотря на то, что он на весь офис проанонсировал ухудшение ситуации со своим преследованием и новыми нападками режима. Власенко решил во чтобы то ни стало добиться аудиенции и уселся в лидерской приемной, немного испортив мокрыми штанами изысканное гостевое кресло. Высокомерная секретарша то и дело бросала на него неодобрительные взгляды, от которых Власенко становилось немного не по себе. К тому же голод съедал его изнутри, казалось, что желудок просто выворачивается наизнанку, требуя чего-то намного более серьезного, чем яйцо и крабовая палочка.

Время тянулось ужасно медленно, часы казались годами, и Власенко приняли, только когда рабочий день уже подходил к концу. Так получилось, что лидерам как раз принесли изысканный и сытный обед из ресторана «Щекавица»; они смачно уплетали телячьи щёчки в красном вине и каре новозеландского ягненка: жир лоснился на их бородах, пухлые губы впивались в нежную животную плоть, доставляя Власенко неописуемые муки. Его слова, которые звучали еще более убедительно из-за происходящего в комнате, не находили отклика в их лидерских душах, и это было заметно. А когда один из лидеров, который помоложе, в свойственной ему развязной манере допустил шуточное высказывание о делах Власенко с его бывшей супругой, при этом отправив в рот очередной кусочек запеченной картошечки с чесноком, Власенко понял, что его здесь больше не понимают и даже, может быть, не ждут.

Раздосадованный и голодный, он шел по коридорам здания на Туровской. Темнело, за окнами продолжал лить дождь. «Зачем, — подумал Власенко и прижался лбом к холодному стеклопакету коридорного окна, — зачем я рискую здоровьем и свободой? Куда я иду, к чему приближаюсь? Что общего у меня с этими людьми с засаленными бородами? Где мои семнадцать лет?». Но его мысль оборвалась на полуслове: на крыше грузового автомобиля, припаркованного возле офиса, Власенко заметил странный прибор, похожий на излучатель. Прибор совершил полный оборот и остановился так, что излучающая антенна оказалась направленной прямо на то окно, к которому Власенко прижался лбом. Он бросился на пол, рассыпая проклятия, и медленно пополз к черному выходу по-пластунски.

Власенко разбила горькая досада, когда он оказался на улице. Весь мир, решительно весь мир вступил в войну против него. Холод, голод, дождь и 1147 гривен зарплаты оказались единственными спутниками на его жизненном пути. И это на пороге сороковника!

Презрев любые правила безопасности, не оглядываясь по сторонам и не скрываясь ни от кого, даже от медведей, мрачный Власенко с опущенной головой шел домой пешком. Даже мысль о Пашинском не очень-то согревала его: толи от голода, то ли от нервного истощения, но он больше не чувствовал то сладкое шевеление внизу живота, когда вспоминал о нем.

Власенко даже не взглянул на счетчик электроэнергии, когда входил в свою квартиру. «Хорошо хоть, свет еще не отключили», — подумал он, включая электрочайник. Власенко грелся горячим чаем с медом и смотрел на Родину-мать, вспоминая ту, другую женщину и мать, которая, в отличие от презренных новых лидеров, сумела распознать как его внутреннее, так и внешнее величие. Скупая мужская слеза задрожала в уголке его глаза, и Власенко принялся облизывать чайную ложку, которой черпал мед для чая. Обсосав ложечку с разных сторон, он хотел было положить ее обратно на блюдечко, но блюдца на прежнем месте не оказалось.

«Началось», — в который раз за день с ужасом подумал Власенко, и хотел было присесть на стул, чтобы не свалиться без сознания, но и стула в комнате больше не было. Он начал понимать, что происходит, в нём закипела злость, хотелось с размаху ударить кулаком по столу, но не было уже и стола. Его, как и все остальное, конфисковала, предварительно описав, Государственная исполнительная служба, на удивление ретиво исполняющая решения судов, эхом которых до сих пор так больно откликается его бракоразводный процесс. Власенко знал, в каком комиссионном магазине искать свою домашнюю утварь.

© Copyright: Василий Хлыщ, 2013
Свидетельство о публикации №213093000301